Sobre o colchão que foi de D. Luísa e deixaram ficar, decerto não aquele onde em recuados anos perdeu a virgindade, mas onde terá sangrado para o último filho, onde agonizou e acabou o caro esposo, juiz da Relação, sobre este colchão estendeu Ricardo Reis os seus lençóis novos, ainda cheirando a pano, os dois cobertores de papa, a colcha clara, meteu nas fronhas o travesseiro e a almofada de lã, faz o melhor que pode, com a sua masculina falta de jeito, um dia destes virá Lídia, talvez amanhã, compor com as mágicas mãos, por de mulher serem, este desalinho, esta aflição resignada das coisas mal arrumadas.
На тюфяке, оставленном ему доной Луизой, будем надеяться, не на нем в оны дни распрощавшейся с девичеством, но том самом, на котором по прошествии скольких-то лет исходила она кровью, рожая последнего из своих сыновей, и на котором в муках умирал ее супруг, член Кассационного суда, расстелил Рикардо Рейс новые, приятно пахнущие полотном простыни, два мохнатых одеяла, светлое покрывало, натянул наволочки на большую подушку и набитую шерстью "думочку", стараясь изо всех сил, чтобы вышло как можно лучше, но по свойственной мужчинам неловкости не слишком преуспев: как-нибудь на днях, может быть, даже завтра придет Лидия, и женской рукой - да не одной, а обеими - наведет ажур, а беспорядок, навевающий кроткую безропотную тоску, - устранит.